Корреспонденту «Правды ДНР» удалось получить пару десятков листов недописанной рукописи директора знаменитого военного завода в Донецке. Имя и фамилия этого многолетнего руководителя «Точмаша» долгие годы были государственной тайной.
Донецкий завод точного машиностроения фактически на протяжении всей своей столетней истории, которая берет начало с 1916 года, работал на оборону сначала Российской империи, а затем и Советского Союза. Его основная продукция – различного калибра снаряды была известна всем. Хотя само предприятие в столице Донбасса долгие годы скрывалось под литерными номерами нескольких почтовых ящиков, то есть здесь соблюдалась большая секретность.
Так уж распорядилась история, что участь этого военного завода в Донецке оказалась трагической. Раздеребаненый в годы самостийной Украины и сильно пострадавший от обстрелов ВФУ в годы сегодняшней войны в Донбассе, особенно летом 2014 года, завод на нашей Путиловке, как масштабное предприятие прекратил свое существование.
Однако, — это совсем не умаляет заслуг нескольких поколений его работников, которые ежедневным трудом крепили оборону своей Родины и, кроме военных заказов, сделали очень многое для всей экономики нашей тогда большой страны. Они достойны, чтобы память о них не была забыта.
Директор чье имя нельзя было говорить вслух
Некоторое время назад по счастливой случайности в руки автору статьи попали ряд фотографий, приветственных телеграмм и самое главное – пара десятков рукописных листов из неопубликованных воспоминаний бывшего директора «Точмаша», чье имя долгие годы нельзя было называть в открытой печати. С помощью этих листочков мы сегодня можем узнать некоторые странцы биографии засекреченного руководителя Донецкого завода точного машиностроения, а также о людях, с которыми его сводила судьба.
К сожалению, непосредственно о периоде его работы в городе Сталино, а после переименования города – в Донецке, информации написано очень мало, но все равно эти строки имеют уже историческую ценность. И поэтому самое подходящее место этим документам в нашем краеведческом музее, чтобы информация о нем не затерялась с годами. После публикации статьи на сайте «Правда ДНР» эта находка будет передана на постоянное хранение в ДРКМ.
А теперь настало время назвать полностью имя и фамилию многолетнего директора Донецкого завода точного машиностроения.
Им был Андрей Александрович Березин (29.05. 1915 – после 1995 года). Далее мы приведем основную информацию из его незаконченной рукописи (повествование идет от первого лица – Прим. автора).
Родом с Урала и детские воспоминания
Уже 10 месяцев гремела Первая мировая война, когда в семье рабочего паровозного депо станции Чусовская Пермской железной дороги появился на Божий свет мальчик, которого родители назвали Андреем.
Его отец – Александр Михайлович Березин от мобилизации был освобожден, так как являлся помощником паровозного машиниста.
Когда Белая армия Колчака наступала из Сибири и захватила Урал – отец отступил с красными войсками, будучи машинистом бронепоезда. Хозяин квартиры Серков нас выгнал. Мы – я, брат Лёнька и сестра Зина – с матерью скитались по разным углам в течение почти двух лет. Когда колчаковская армия была разгромлена вернулся отец, но начался страшный голод. Только в конце 1923 года в школе нас стали кормить бесплатными обедами. Я очень рано повзрослел и детских радостей не воспринимал.
В 1927 году мне посчастливилось побывать на Кавказе на берегу Черного моря в Хосте, где был пионерский лагерь для детей железнодорожников. Это путешествие через всю страну наложило на мой детский ум неизгладимый отпечаток на дальнейшую жизнь.
В 1930 году я окончил 8 классов Чусовской школы-девятилетки, но 9-й класс тогда там закрыли.
Мне 15 лет, на работу нигде не принимают, поехал в Пермь, где сказали, что принимают в землеустроительный техникум. Парень я был рослый, широкоплечий, выглядел старше своих лет. Но фокус не удался. Я отлично сдал экзамены. По физике меня спросили про Закон Ома, а по математике задали задачу в нарисованном треугольнике. Потом директор техникума говорил, что думал уговорить начальство принять нас троих в виде исключения: Андрюшку Ромашова из Добрянки, второй парень был из Лысьвы, а я – из Чусовой.
Но мне не хотелось терять целый год. И нас выручил начальник паровозного депо станции Чусовская Алексей Иванович Полосухин. Он нас троих ребят: Витьку Тюленева, своего сына Олега Полосухина и меня – вызвал к себе. Сказал, что, если мы освоим притирку золотников воздушного компрессора паровоза ФД – он гарантирует нам работу. В 1930 году никаких притирочных материалов не было. Каждый слесарь сам их готовил и держал состав в секрете. Это был адский труд, и нормальный человек делать это не сможет, но нам, пацанам, так хотелось, чтобы у нас все получилось, что после многократных проб все-таки удалось подготовить притирочный состав. И мы взялись за работу.
Работали мы по вызову в депо в любое время суток. Спали у меня на сеновале, а едой были обеспечены с помощью наловленной рыбы. Мы ее часть продавали и покупали мясо, другие продукты. Нас оформили слесарями 3-го разряда и после этого стали зарабатывать 230-250 рублей в месяц. Этот заработанный производственный стаж давал мне преимущество для поступления в техникум с максимальной стипендией.
Всем своим укладом жизни подростка на узловой железнодорожной станции Чусовская ПЖД предназначалась другая судьба, а именно я должен был окончить железнодорожный техникум в городе Перми, получить права паровозного машиниста и работать в паровозном депо станции Чусовская. В лучшем случае, я мог оказаться начальником паровозного депо. Мой брат – Леонид Березин стал машинистом электровоза первого класса. Его призвали в Красную Армию в начале 1940 года, и он служил в войсках НКВД в Эстонии. Последнее письмо от него получил в конце августа 1941 года, и оно было датировано 13 июля. Брат писал мне: «Андрюша, видимо придется здесь костьми лечь. Прощай!». Но это будет потом.
А в детстве моя мама уже присмотрела для меня невесту, которая училась со мной в одном классе. Она – дочь тоже железнодорожников, которые имели хороший собственный дом и корову, жили, как у нас говорили, в достатке.
Из юношеских мечтаний: одежды никакой негде было купить. А ведь это Урал – суровые зимы с морозами в 25-30 градусов. Но я был вынужден ходить в демисезонном пальто, кепке, в ботинке и мечтал о валенках, шапке, теплом пальто и перчатках.
Учеба в Пермском индустриальном техникуме
В 1931 году я поступил в ПИТ (Пермский индустриальный техникум). До 1928 года это было реальное училище, и оно готовило на контрактной основе кадры для заводов горнозаводского района. Это было учебное заведение с устоявшими высококвалифицированными преподавателями с очень хорошими мастерскими, которые за счет студенческого труда работали высокорентабельно. Платили студентам повышенную стипендию. В 1931 году я получил стипендию 75 рублей, а в столовую с 3-х разовым питанием платил 18 рублей.
В первом квартале 1933 года я работал на заводе имени Дзержинского шлифовщиком на участке изготовления запасных частей к трактору фирмы «Катепиллер». Мы делали поршни, поршневые пальцы, коленчатые валы и шатуны. Я шлифовал поршни.
Через месяц меня вызвал зам. начальника цеха Казаков А. В. и сказал, что мы к тебе присмотрелись и он хочет меня назначить мастером. К концу практики назначили сменным мастером.
Практика на авиамоторном заводе в Перми
В 1934 году на преддипломную практику меня направили на авиамоторный завод №19 в Перми. Там меня зачислили на должность в Г.И.К. инспектором по качеству и установили оклад 450 рублей. Получая еще стипендию, мое материальное положение резко улучшилось.
Завод произвел меня огромное впечатление. Он был оснащен самой передовой техникой.
Руководителем моей дипломной практики и консультантом моей дипломной работы был утвержден главный технолог завода Пономаренко Николай Михайлович. Это был очень эрудированный инженер. Он только что приехал из командировки в Америку, где пробыл около 2 лет и принимал участие в перерасчете 9-ти цилиндрового с воздушным охлаждением звездообразного авиационного мотора «Брайт-циклон» с дюймовой системы измерения в миллиметровую.
Он ко мне очень тепло отнесся, выделил в отделе главного технолога под рабочее место (стол, тумбочку и место в шкафу). Я получил возможность в любое свободное время от моей работы в цеху заниматься дипломной работой.
По дипломному заданию мне предлагалось спроектировать производственный участок для изготовления поршня и поршневого пальца для выпуска 100 тысяч авиационных моторов М-25 в год.
В этих очень хороших условиях дипломную работу, а именно – чертежи приспособлений, режущего и измерительного инструмента, планировки, — я смог выполнить к февралю 1935 года и мог уже работать сменным мастером на 6-ом участке цеха №3.
Начальником участка был Огородников М.С., он полгода тогда, как вернулся из Америки. В 1933 году закончил наш техникум. Он меня воспринял очень дружелюбно. Огородников воспитал как специалиста, научив определять главные вопросы, самые узкие операции в технологической цепочке при изготовлении любых изделий. В душе я был благодарен ему за это всю жизнь.
С завода я выходил только на 3-4 часа поспать в общежитии, находившимся рядом с предприятием.
На заводе был такой закон: считать и оплачивать сверхурочные отработанные часы по нахождению пропуска в кабине. Получив зарплату за январь около 1 000 рублей при моем окладе 550 рублей, решил сходить в расчетный отдел. Рассказал о такой получке товарищам – они мне все объяснили и за это я их угостил хорошим ужином с выпивкой. Но сам пить не умел, и они надо мной смеялись.
Я имел очень хорошую работу и был обеспечен лучше любого инженера, работающего не в оборонной промышленности.
Диплом защищал в июле 1935 года. Получил оценку «хорошо» — на «отлично» не вытянул, так как в расчетах не мог подобрать отечественный станок для обработки поршня. Американский станок «Брайанд» с автоматической гидравликой, обеспечивающей постоянную скорость резания, выполнял эту операцию очень хорошо.
Завод имени Дзержинского и Мотовилиха в Перми
После окончания техникума я был направлен для работы на постоянной основе на завод имени Дзержинского в г. Перми, где проработал с 1935 по январь 1942 года и прошел ступени производственного воспитания от рядового технолога инструментального производства до начальника станкостроительного цеха.
В отделе кадров меня оформили на работу с соблюдением всех формальностей, в том числе и с подпиской о неразглашении тайн, оформлением специального постоянного пропуска на завод. Кстати, такой пропуск давал привилегию питаться на фабрике-кухне в специальном зале 3 раза в день. Стоимость еды была почти в 3 раза ниже, чем в обычных столовых.
Нам, с конструктором Колей Ушаковым, дали на двоих 3-х комнатную квартиру. Николай был коренной москвич, немного флегматичный, прекрасный гитарист.
В квартире я жить не смог – это был страшный клоповник. Меня взяли к себе жить, тоже в 3-х комнатную квартиру, Саша Манский и Алеша Крыловский, очень уважаемые на заводе специалисты и тоже коренные москвичи.
Саша Манский работал начальником производства (правая рука директора) – очень волевой и энергичный. Алеша Крыловский был старше меня на 5 лет, но мы были с ним двойниками – нас всегда путали, особенно на пляже. Он был начальником испытательной станции моторов.
По моей просьбе Саша Манский привез холодильник – в то время это было большая редкость. Холодильник был набит отменными закусками, обзавелся сковородкой, примусом, в специальных судках с работы приносил почки, бифстроганов, паштет, жареную картошку и т.д.
После работы они приходили домой и наедались досыта. И где-то, в часов 10 вечера, мы 2-3 раза в неделю ехали в город – в гостиницу-семиэтажку, где был самый лучший ресторан Перми.
У меня тогда были встречи с Анной Павловной, которую очень любил. Она училась на последнем курсе, но категорически не хотела от меня принимать никакой материальной помощи! Поэтому я ей давал, как бы на сохранение, по две и более тысяч рублей и просил их тратить сколько будет необходимо, а также давать девчатам, живущих в этой комнате, на мелкие покупки. Но она ни копейки не тратила и жили они впроголодь. Тогда я изменил тактику. В то время появились в продаже коммерческий хлеб (без карточек), колбасы разных сортов, в большом ассортименте торговали печеньем, коврижками с начинкой. Поэтому, чтобы подкормить Анну Павловну и девчат, стал приходить к ним и приносить им всякой еды на 2-3 дня.
В июле 1936 года Анна Павловна и ее подружки защитили диплом в техникуме. Ее направили на Мотовилихинский завод и назначили мастером по термообработке в инструментальный цех.
Я тоже, еще будучи студентом техникума, поработал на этом предприятии в 1932 году на вертикальном фрезерном станке в цехе №5.
Это был завод-гигант, где при Советском Союзе изготавливались артиллерийские системы. Директором Мотовилихи был Премудров, которого заменил в 1936 году Борис Львович Ванников. На заводе был собран лучший ученый и инженерный «мозг», способный решать все вопросы при создании современной артиллерийской техники. Там был сконструирован перед началом войны П.У.А.З.О (прибор управления артиллерийской зенитной обороны).
В рабочем поселке этого завода в доме специалистов в квартире №45 мы прожили с Анной Павловной пять лет с 1938 по 1943 годы.
Потом, вместо в Ванникова, директором завода был назначен Абрам Исаевич Быховский.
В то время это был самый ответственный участок в нашей стране. Мы должны были увеличить выпуск почти в 10-15 раз артиллерийских снарядов, а значит: корпусов снарядов, гильз, взрывателей, капсюльных втулок, капсюльных детонаторов.
Мы сразу повзрослели и у нас исчезло из лексикона слово «не можем».
Великая Отечественная война
На второй день войны меня назначили начальником цеха изготовления всех мелких деталей, кроме деталей №1 и №2 корпуса взрывателя.
Взрыватель по сложности приравнивается к часовому механизму. Но часы, если остановятся, можно разобрать и установить причину остановки, а взрыватель работает только один раз и поэтому требования к изготовлению деталей очень высокие и бескомпромиссные. Это производство требовало очень высокой организации с железной технологической дисциплиной.
В цеху работало более трех тысяч человек, из них 90% женщины. Это изнурительный труд – очень тяжелый психологически. Мужики работали слесарями, наладчиками, заточниками, шорниками.
Только женщины, да и то – не каждая, были способны изготовлять детали взрывателя. Ко мне много приходило мужиков и просили меня, чтобы их женам дать другую работу. Они говорили, что женщины насквозь пропитались маслом. Они работали на автоматах индекс 112-118 с охлаждающей жидкостью – «веретенным маслом». Мужики там не выдерживали, так как у них появлялись нарывы на теле. У женщин, правда не у всех, таких нарывов не было потому, что на них было надето легкое платье без рукавов и тело было свободное.
Я принял меры, чтобы избавить тело прекрасных женщин-автоматчиц от запаха масла. В душевых создал все условия: мыться можно было очень тщательно хорошим мылом.
При Ванникове, который до конца войны был Наркомом боеприпасов, все производство было поставлено на конвейер. На заводах появились десятки километров конвейерных линий. У меня в цехе для изготовления 17 деталей было создано 1 080 метров конвейера.
Наш тыл в годы Великой Отечественной войны совершил невозможное – фронт был сполна обеспечен боеприпасами. Мы победили!
Моя же дальнейшая биография была такова.
В январе 1942 года начальником 2-го Главного управления Наркомата боеприпасов был назначен главным механиком завода №603 в городе Кургане.
В феврале 1946 года был назначен главным механиком завода №144 в городе Казани.
В июле 1948 года приказом министра назначен директором завода №552 города Реж Свердловской области.
В сентябре 1949 года был назначен директором завода №76 в г. Серов Свердловской области.
Назначение в город Сталино
В конце ноября 1952 года меня вызвали в Министерство, и первый заместитель министра сельскохозяйственного машиностроения Моисеев и отраслевой зам. министра Бунин Сергей Алексеевич долго агитировали поехать на завод №110 в Сталино на должность директора. Говорили, чтобы дать заводу импульс месяца на 3 – не более, а после — вы примите всё хозяйство министерского артиллерийского полигона под Москвой. «Приказ министра о назначении вас директором этого полигона находится на столе у министра Горемыкина П.Н. (Петра Николаевича – Прим. Жарова)», — сказал Бунин.
Меня пригласили в ЦК КПСС в оргБюро, где принял Георгий Маленков, который напутствовал меня поехать в Сталино и принять самые решительные меры в восстановлении производства всех…
В декабре 1952 года был назначен директором завода №110 в городе Сталино.
От автора статьи.
Дальше рукопись обрывается. Может Андрей Александрович вообще ее не успел дописать или же остальные листы были утеряны со временем. Однако, с помощью других документов устанавливается тот факт, что в августе 1966 года директор Донецкого завода точного машиностроения Андрей Березин был награжден высокой правительственной наградой – орденом Ленина. С этим приятным событием его поздравили в приветственных телеграммах, как коллеги по заводу от имени разных цехов и отделов, так, и коллектив заводского пионерского лагеря, и юные футболисты. Правда, осталось загадкой – почему именно юные пахтакоровцы, то есть представители футбольной команды из города Ташкента. Хотя, как оказалось, команда «Пахтакор» свой первый матч в чемпионате СССР провела с командой города Молотова в 1956 году, то есть Перми – города, в котором ранее жил Андрей Березин. Можно сегодня только предположить, что в «Пахтакоре» кто-то был из друзей Андрея Александровича.
«За 22 года работы директором завода и за 6 лет работы главным механиком заводов я познакомился с очень интересными людьми. В другой ситуации я бы просто о них не знал. Знакомство с этими людьми обогатило мою духовность, укрепило самостоятельность, позволило выработать умение доводить начатое дело до положенного конца, не оставляя нерешенные вопросы на завтра; научило принимать смелые решения, даже с нисхождением на должности и т.д.», — такие слова были записаны в рукописи Андрея Александровича Березина.
Будем надеяться, что память о нем, как и судьба самого «Точмаша», с годами все-таки не пропадет.
Автор: Анатолий Жаров.