Когда матушка-Россия заберет Донбасс домой: репортаж Дмитрия Стешина (КП)
ДОКТРИНА В ТУМАНЕ
Мятежный и многострадальный Донбасс по-прежнему на карантине, через границу пропускают только местных жителей и официальные делегации. Я ехал туда с тяжелым сердцем. Старый товарищ, боец батальона «Восток», под Новый год сдал пистолет и автомат и перебрался в Россию – устроился к землякам в фирму, торгующую табаком.
Второй мой товарищ, пока сидел в Донецке на чемодане. Работу в России пока не нашел, но поделился со мной новеньким словом – «апатия». «Модное» слово, которое я не слыхал здесь никогда, даже в самые тяжелые зимние месяцы 2015 года, когда Украина устроила республикам экономическую блокаду и дефляцию – перекрыв денежные и товарные потоки. В супермаркетах тогда ставили перегородки, разделяющие гигантские залы. На полках шеренгами стоял кетчуп, как в начале 90-х в СССР. И все. Хлеб еще продавали.
28 января, в день принятия доктрины «Русский Донбасс» Донецк затянул туман. Шесть лет назад, в эти же дни, он спас немало жизней вовремя Дебальцевской операции, которую армии республик вывезли только на морально-волевых. Практически каждый боец, с кем мне приходилось общаться за эти годы, был ранен в январе-феврале 2015-го. Больше наступлений и сил на это не было. Пауза. Или тупик, дальше хода нет?
К ночи по Донецку заходили смешанные патрули – военные и милиция. Город накрыли «глушилки» — сотовая связь сходила с ума, интернет бился в агонии. А утром шикарный комплекс Центра славянской культуры взяли в тройное кольцо. После гибели главы республики Александра Захарченко в центре Донецка, эти меры уже не казались лишними.
В зале народ шептался, увидев рядом, в соседних креслах, двух глав республик – Пушилина и Пасечника. Редкое явление. Казалось бы, в такой ситуации главы ДНР и ЛНР должны быть неразлучны, как близнецы, но внутренние властные противоречия, взаимная ревность, конкуренция… об этом не принято говорить вслух на Донбассе. Тем более, это скрытое противостояние сглаживали общий враг и общий друг. В целом, не смертельно такое обособление двух республик, хотя и удобный повод для критики.
Зал шуршал мелованной бумагой – на входе всем раздали увесистые брошюры с Доктриной. 49 страниц – историческое обоснование: Почему Донбасс — это русская земля, на которой живут русские люди, отстоявшие с оружием в руках свое право говорить на русском языке. После того, как на Украине с 16 января запретили использовать в кафе и магазинах русский язык, эти тезисы смотрелись выпукло. Как вызов.
Казалось бы, очевидные вещи, но, когда они проговариваются вслух, да еще на форуме, носящем название «интеграционный»! С кем собрались интегрироваться ДНР И ЛНР было понятно и без обтекаемых выступлений глав республик. Происходящее напоминало укол адреналина в сердце, когда исчерпались все средства для реанимации и кончились просроченные таблетки. Даже у безвременья есть грань и предел, за которыми распад и умирание. И оказалось, что все это нагромождение эмоций, все несбывшиеся надежды и чаяния можно выразить одним предложением, что и сделала тут по-женски эмоционально гость из Москвы — главред телеканала RT Маргарита Симоньян:
— Россия-матушка, забери Донбасс домой!
Россия услышала, но промолчала.
РЕФЕРЕНДУМ? МОЖЕМ ПОВТОРИТЬ…
Я знаю, почему молчит Россия. Ни Бога, ни врага нельзя посвящать в свои планы. Бог рассмеется, враг помешает. За последние годы я понял одно – можно вечно смотреть на огонь, воду и на то, как Россия «сливает Донбасс».
В 2021 году в моем личном списке «примет слива» было уже около 20 пунктов. Начиная от рублевой зоны, в которой республики с 2015 года и заканчивая выдачей российского гражданства по «упрощенной схеме». Между двумя этими пунктами разместились аккредитация ВУЗов Донбасса в РФ, дипломы российского образца, нотариат, бухгалтерия, налоговый и уголовный кодекс – неотличимые от российских. Теперь приняли Русскую Доктрину, что дальше?
Глава республики, Денис Пушилин, пришел на встречу со мной в армейской футболке и штанах-хаки, как напоминание, что война по границам республик все-таки идет. В Донецке ее не слышно, а в Горловке – еще как. Первым делом я спросил про «Минские соглашения», судьба которых туманна, как никогда:
— Украина отказалась от «Минска» в одностороннем порядке, но нам пока не сообщила об этом?
— В этом и есть вся Украина, — почти рассмеялся Пушилин. — С одной стороны, они не хотят и не могут выполнять Минские соглашения, но тем не менее, оставляют для себя такую возможность, чтобы продолжались санкции в адрес России, чтобы изображать себя жертвой, брать кредиты и списывать на войну всю свою несостоятельность. Это же Украина!
Про экономику глава ДНР говорил осторожно, оптимизм улавливался с большим трудом. Да, собрали налогов в этом году на 13,8% больше. Да, работает «Донфрос» — производство холодильного оборудования, и пандемия только подстегнула производство. Работает Ясиноватский машиностроительный, чьи горнопроходческие комбайны копали тоннель под Ла-Маншем. Жив «Лазер» и «Авиатех». Служба безопасности Украины — СБУ прозванивает российских контрагентов этих предприятий и угрожает индивидуальными санкциями. По легендарному Донецкому металлургическому заводу — «есть планы». Юзовский металлургический работает, «есть положительная динамика». Легендарно мизерные донецкие коммунальные платежи – 500 рублей в месяц за однокомнатную квартиру, с февраля придется поднять на 15%. Инфраструктуре ЖКХ местами по 50 лет, нужны деньги на модернизацию…
Но весь этот разговор шел под знаком какого-то тягостного и невысказанного ожидания… Поэтому я спросил
— Русская Доктрина — это что? Пролог к референдуму о вхождении в Россию?
Пушилин не согласился:
— Думаете, нужен еще один референдум? Можем повторить! При максимальном числе международных наблюдателей. Вот только люди, от которых многое зависит в мире, не заметили ни наш референдум 2014-го, ни то, как нас все эти годы убивают. Доктрина, в том числе, это предложение мировому сообществу, только оно еще не готово. Поэтому, Доктрина, она скорее для нас, она закрывает многие вопросы, которые у людей за годы существования ЛНР и ДНР начали появляться. Семь лет — многовато, люди хотят четкого и внятного понимания, что будет дальше.
ВОИНЫ-ТЕРПИЛЫ
Как и всегда, Горловку в тот день обстреляли из крупного калибра и обстреляют завтра и послезавтра, в этом ни у кого не было сомнений. Наша машина ползла вдоль бесконечного забора какой-то горловской зоны. Да-да, тюрьмы. Часовой, услышав шум мотора, поднялся в будке, выглянул и исчез:
— Там сейчас всего 15 человек сидит, — объяснил наш провожатый, усталый и немолодой солдат. — Не захотели ехать на Украину досиживать, хотя могли. Зато у нас на зонах новая масть появилась – «ополченцы», из первой волны, еще 2014-го…
Повспоминали беспредел тех лет, отмороженных «казаков»-мародеров и всех, кого война притягивает как мед или дерьмо. Без перехода вернулись в реальность, ополченец продолжил рубить правду:
— У нас в поселке, под которым мы стоим, есть два деда, ветераны Великой Отечественной. Они нас «терпилами» называют. Говорят, мы за пять лет до Берлина дошли, а вы в ответ стрелять боитесь.
Солдат помолчал, и обронил: «Почти приехали». Я знал, что увижу через десяток минут. По честному, можно было никуда и не ехать, я видел все это в 2020-м, 2019-м, 2018-м, 2017-м, 2016-м… Грязь, ходы в черноземах, сырость, лампы на проводах-времянках, наблюдательные приборы из фанеры и карманных зеркал, люди сидящие в окопах по семь лет, стоптанные резиновые сапоги, протертая «цифра» в глине на локтях и коленях… Молоденький лейтенант Сергей, бывший пиарщик, участник запорожского Антимайдана, показывает местное ноу-хау – «лисью нору», в которой можно пересидеть обстрел:
— Мы завели в нее трубку с поверхности, даже если завалит, можно дышать.
Сергей на секунду задумывается – стоит ли рассказывать?
— В августе так парнишку спасли, успели откопать…
Осторожно отодвигает маскировочную сетку с амбразуры ДОТа:
— До противника 245 метров. Видишь вот эту толстую, ребристую трубу? Это водовод, по нему идет вода в Донецк, Луганск и в остальные города. Укры сидят прямо под трубой и оттуда нас обстреливают. Отвечать мы не можем, пробьем трубу — никто нам чинить ее не даст, и они этого ждут.
— Ты сколько воюешь?
— 365 дней в году, семь лет.
— Личная жизнь есть?
— Нет.
Сергей в медицинской маске, которая на передовой выглядит просто идиотически, реакции по мимике не понять, но по глазам вижу, что попал в страшно болящее место. Извиняюсь, он машет рукой, мол, «не парься, привыкли».
Уже за передовой, в «серой зоне», встречаю Татьяну, пенсионерку. Живет здесь 7 лет, уже в чужом доме – свой разбило обстрелами. Пенсия 3.500 рублей. Держит скотину и кормится тем, что растит на брошенных соседских огородах. Говорит с гордостью – «все в округе запахала». Про Русскую Доктрину не слышала, мол «политикой не интересуюсь, сразу сердце болеть начинает». Что ждет от будущего:
— Хочу, чтобы все было как раньше. Чтобы и в Россию можно было к родне поехать, и на Украину. На паспорт ДНР только еще не сдала документы, только получила талончик, на апрель.
По дороге в Донецк едем прямо по рельсам железнодорожного узла. В мирное время, начальника станции хватил бы инфаркт. Рельсы мертвы, работает только один путь, и в этой детали вся экономика Донбасса к седьмому году войны.
Офицеры в нашей машине спорят, чем Родина отличается от Отчизны. Кажется, у Родины нет административных границ…
А я смотрю на ветшающий с каждым годом донбасский пейзаж, на облезлые дома и пыльные витрины когда-то щегольских магазинов и придумываю фразу для будущего учебника истории. Фразу, которая объяснит, почему этих русских людей, Родина или Отчизна уже седьмой год держит на расстоянии вытянутой руки: «Под давлением беспрецедентных экономических санкций, рассчитывая влиться в дружную семью демократических народов мира на их условиях, хоть тушкой, хоть чучелком … помогала Донбассу, но тайно, будто совершала что-то постыдное и стеснялась содеянного».
«СЪЕДОБНАЯ ВЕРСИЯ»
Модель этой скульптуры — первую свою отливку в бронзе — известный донецкий художник Равиль Акмаев не держит на виду. И это понятно, пробирает с одного взгляда до самого нутра. Девочка с сердцем, пробитым осколком, тоненькие ножки подгибаются, из руки выскальзывает кукла. Мастер смог зафиксировать в бронзе мгновение смерти.
— Не хотел я делать ангелочков с крылышками, не так я вижу нашу войну, — объясняет Рамиль. Художнику хорошо за 70 лет, хотя с виду и не больше полтинника. Войну видел с балкона: «Каждую заклепочку на украинских самолетах мог сосчитать, когда они здесь носились, давили нас». Потом все стекла на балконе вылетели — в октябре 2014-го Украина подорвала ракетой «Точка У» склады Казенного завода, где хранился аммонал для проходки шахт. Впрочем, в тот день половина Донецка осталась без окон…
Я брожу по мастерской, останавливаюсь перед портретом бородатого мужчины. Рамиль замечает мой интерес:
— А это мой друг из Киева…бывший друг. Когда начался Майдан, он мне письма строчил передовицами из бандеровских газет: «Вы пошли на поводу у Кремля, а он вас кинул!» Я ему: «Додик, что ты несешь про Великую Украину, ты же еврей из Самары!». А Додик из Киева мне продолжает написывать, как мы тут сжигаем ДНР-овские паспорта. И забанил я его везде в соцсетях. А девочку, умирающую…мне отлили пацаны-литейщики из Харькова, они эту нынешнюю власть украинскую ненавидят. Такой вот расклад. Я им честно сказал: вас в Харькове смогли на колени поставить, а нас – нет. И кто поставил? Киев, самый продажный город планеты, где власть за неделю по три раза менялась.
— В чем же продажность? В том, что власть менялась?
— В том, как каждую новую власть встречали! Матушка у меня помнит, как немцы пришли. Наши-то все мужчины на фронте, а тут появляются на улице дядьки в вышиванках, с хлебом-солью на рушниках. Бледные – месяц в подвалах просидели, чтоб на фронт не попасть. И орут: «Бийте краснопузых!». Все аж оторопели. А сосед Петя, вместе росли, моим говорит уже на мове: «Будете гавкать, немцам сдам». То есть, уже была прослойка людей, которые ждали врагов. Конечно, в 2014 все повторилось. Только вот у нас непонятно, почему все так застопорилось — на семь-то лет… Вот ты, ближе к верхам, знаешь?
— У меня есть версия. Хотели Киев освобождать, конечно. Но, в последний момент, посмотрели – партизан нет, восстаний, кроме Одессы и Донбасса нет. И поняли, что вот этих «дядь Петь» на Украине слишком много. И будет страшная война, при полной поддержке всего мирового сообщества. И Россия не вывезет. Потому что на нынешней Украине, людей, которые воспримут это не как освобождение, а как «оккупацию москалями», очень и очень много.
Наверное, самая съедобная версия. Но, знаешь, что самое страшное в ней – что мы бок о бок с врагами всю жизнь прожили. И знаешь, что хуже всего, от того, что в 14 не решились? Они в Россию все это потащили. Кто в Москве по машине прыгал? Кирилл Киевский?
— А Русской Доктриной вы от этого украинства что, отмежевались?
Рамиль пожал плечами:
— Что Доктрина. Слова там хорошие, честные. Но заявка на Новороссию, на присоединение Харькова, Днепропетровска, Запорожья … это фантазии. Киев в них успел столько своего гноя влить, они и нас, и вас перезаразят.
-Когда я уходил от скульптора, позвонил донецкий друг:
— Завтра к нам из России привозят вакцину! — и затараторил адрес.
— Я не успею, уезжаю завтра утром.
— Вернешься?
— Вернусь, с хорошими вестями.
И это я тоже обещал на Донбассе десятки раз. Новости-то хорошие я привозил, но той, заветной и самой главной – пока нет.