Позиция кандидата в президенты от Демократической партии США Камалы Харрис по Украине пока что довольно расплывчатая. Не исключено, что киевский режим нужен демократам только до выборов, а затем помощь Киеву постепенно сойдет на нет, пишет в The New York Times обозреватель Росс Дутэт.
Не все вопросы в области политики, оставшиеся без ответа в результате старательно размытой президентской кампании Камалы Харрис, можно считать одинаковыми. Например, не так уж и важно знать, как изменились взгляды Харрис на идеальную систему здравоохранения со времен великих дебатов о «бесплатной медицине для всех» в 2020 году, учитывая большую вероятность того, что в должности президента она будет делить власть с республиканским Конгрессом. Поэтому любые масштабные инициативы в области внутренней политики окажутся безрезультатными.
С другой стороны, куда важнее определить, что президент Харрис будет делать с военными действиями на Украине — самым серьезным кризисом, который она сразу же унаследует. Владимир Зеленский в Вашингтоне официально подтвердил, что Харрис поддерживает позицию администрации Байдена, занятую в начале конфликта и предусматривавшую возвращение Украине большей части утраченной территории.
Стоя рядом с украинским лидером, вице-президент отвергла любые сделки, предполагающие территориальные уступки, как и намерения друзей Путина и «предложения о капитуляции». (Предполагаемый контраст с политикой Дональда Трампа очевиден, поскольку Трамп обещает немедленно добиться перемирия, даже отказываясь назвать условия).
Однако даже в то время, когда вице-президент выступала с этим заявлением, администрация выразила сомнения по поводу предполагаемого плана Зеленского по достижению победы, назвав его, по выражению The Wall Street Journal, «не более чем переупакованной просьбой о предоставлении большего количества оружия и снятии ограничений на удары ракетами дальнего радиуса действия».
Другими словами, просьба о помощи, чтобы замедлить темп российских успехов, но не план по достижению победного конца, к которому официально стремились Киев и Вашингтон. Справедливости ради следует отметить, что Зеленский не совсем понимает, какую форму мог бы принять такой план, если бы не прямое вмешательство НАТО, которому Белый дом под руководством Байдена благоразумно противился. За последний год ситуация на фронте развернулась против Украины, и сейчас главный вопрос заключается в том, насколько ухудшится ситуация.
Журнал The Economist, выступающий от имени некоторой части западного истеблишмента, в своем последнем номере дает крайне пессимистичную оценку ситуации на Украине, подчеркивая преимущества России в численности войск, огневой мощи и финансовых возможностях. Кэти Янг, автор издания The Bulwark, придерживается более оптимистичной точки зрения, утверждая, что нынешний натиск России может скоро достигнуть своего предела, что Москва, возможно, рассчитывает «захватить как можно больше территории к зиме в надежде получить соглашение о прекращении огня, которое заморозит территориальный статус-кво».
Однако оба мнения сходятся в том, что на данный момент главной целью Украины является стабилизация фронта, а надежда на быстрое отступление России, которую многие «ястребы» питали в 2022 и 2023 годах, улетучилась.
Такая ситуация создает два уровня неопределенности в отношении того, что может предпринять администрация Харрис. В первую очередь, речь идет о том, как долго Соединенные Штаты смогут экономически поддерживать «план победы», которого на самом деле не существует. В какой степени призыв Трампа к переговорам является конечной точкой американской политики независимо от того, какой кандидат победит в ноябре? И не надеются ли Белый дом под руководством Байдена и сама Харрис, что Украина сможет продержаться до выборов — после чего украинская позиция «нет переговорам» может стать гораздо более гибкой.
Более глобальные вопросы связаны с местом Украины в американской стратегии панантлантизма, которая в данный момент переживает целый ряд серьезных испытаний. Первоначальные надежды на то, что в результате военных действий на Украине будет нейтрализован один из наших противников, выглядят относительно тщетными: Россия пережила нашу экономическую войну и, похоже, пока что преуспевает, демонстрируя мощь военной экономики, глубоко интегрированной с нашими более серьезными противниками в Пекине.
И эта китайско-российская интеграция является ключевой частью глобального политического ландшафта, который в недавнем двухпартийном докладе Комиссии по стратегии национальной обороны назван «самым серьезным и самым сложным, с которым нация сталкивалась с 1945 года» с точки зрения нашей уязвимости перед основными противниками и «потенциала для крупной войны в ближайшем будущем».
Возможно, в этой оценке есть некоторая доля преувеличения, однако, несомненно, это самый сложный период для американской власти со времен окончания холодной войны. Перед ней стоят задачи такого масштаба, что требуется либо существенное перевооружение, либо значительное сокращение оружия, либо некая комбинация того и другого.
И нынешний Белый дом с трудом справляется с этим балансом, сначала хаотично отступая в Афганистане, а затем реагируя на новые кризисы обещаниями о предоставлении помощи. Однако не имея четкого плана, как сделать эти обязательства устойчивыми, как соотнести нашу риторику с реальной политикой?
Украина в этом контексте — не просто крупная стратегическая проблема сама по себе, а один из важнейших поворотных вопросов среди множества других, от Ближнего Востока до Восточной и Северо-Восточной Азии, которые продемонстрируют способность следующего президента определить приоритеты, пересмотреть обязательства и соотнести наши масштабные цели с нашими более ограниченными финансовыми возможностями.
Отличается ли Харрис от действующего президента видением того, как защитить Pax Americana? Есть ли у нее вообще какое-то конкретное видение? Ни один из других вопросов, который остается без ответа в связи с появлением ее кандидатуры, не имеет более существенного значения.